Номадизм постмодерна: аксиологический подход

Ссылка для цитирования Шляков А.В. Номадизм постмодерна: аксиологический подход // Общество: философия, история, культура. 2019, -№2, С58-63

https://www.elibrary.ru/download/elibrary_36939175_65259530.pdf

УДК 130.2:316.324.3
https://doi.org/10.24158/fik.2019.2.12
Кондаков Вадим Авенирович
доктор философских наук, научный консультант
кафедры гуманитарных наук и технологий
Тюменского индустриального университета
Шляков Алексей Владимирович
кандидат социологических наук, доцент кафедры
гуманитарных наук и технологий
Тюменского индустриального университета
НОМАДИЗМ ПОСТМОДЕРНА:
АКСИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Аннотация:
В настоящей статье рассматривается такое явле-ние культуры постмодерна, как номадизм – глобаль-ное кочевничество. Образ жизни человека в постмо-дерне связан с постоянными перемещениями, изме-нениями не только в физическом пространстве, но и в социальном и духовном. В работе поднимаются вопросы о том, что к этому побуждает и к чему при-водит. Основное внимание авторы обращают на определение ключевых аксиологических аспектов номадизма, среди которых выделены иммунологиче-ский (стремление к безопасности), эмансипацион-ный (освобождение от власти тотальностей) и им-мортологический (борьба со смертью). С опорой на постструктуралистскую методологию обосновы-вается возникновение выделенных аспектов в куль-туре постмодерна. Проанализированы трансфор-мации, произошедшие в социокульурной среде пост-модерна и хроносенсорике субъекта, повлиявшие на становление номадизма.
Ключевые слова:
номадизм, культура, постмодерн, движение, образ жизни.
Kondakov Vadim Avenirovich
D.Phil., Research Advisor, Department of Humanities and Technologies, Industrial University of Tyumen
Shlyakov Aleksey Vladimirovich
PhD in Social Science, Associate Professor, Department of Humanities and Technologies, Industrial University of Tyumen
POSTMODERN NOMADISM:
AN AXIOLOGICAL APPROACH
Summary:
The paper examines such phenomenon of postmodern culture as nomadism, i.e. global wandering. A person’s lifestyle in the postmodern era is associated with per-manent movements and changes in the physical, so-cial, and spiritual space. The study investigates the causes and effects of it. The authors focus on the iden-tification of the key axiological aspects of nomadism: immunological (desire for security), emancipatory (re-lease from total power), and immortality-based ones (fight against death). Based on the poststructural meth-ods, the research substantiates the emergence of these aspects in postmodern culture. The study analyzes the transformations of the postmodern social and cultural environment and the chrono-sensory of the subject having affected nomadism.
Keywords:
nomadism, culture, postmodernity, movement, life-style.
В наступившем новом тысячелетии можно зафиксировать значительные модификации об-раза жизни человека, который становится все более мобильным. Движение, изменение стано-вятся главными ценностями нового состояния культуры, получившего название "постмодерн". Индивид осуществляет движение не только в физическом пространстве, но и в социальном и духовном. Неподвижность воспринимается в постмодерне как опасная девиация, устойчивость подвергается социальной эксклюзии. Для описания этого явления в гуманитарном дискурсе вве-дено понятие "номадизм". Номадизм, который изначально характеризовал кочевой тип хозяй-ственной деятельности традиционных культур, в рамках постмодерна стал обозначать образ жизни, ориентированный на самоцельное движение без начальной и конечной точек отсчета, направленный на разрыв с любой закрепленностью. Важные экзистенциалы, выступавшие точ-ками, определявшими маршрут человека в модерне, – Дом, Родина, Я – в постмодерне теряют свое значение и постепенно упраздняются.
Исходя из того что номадизм манифестирует себя в культуре, целесообразно к исследова-нию этого феномена применить аксиологический подход, в рамках которого акцент переносится на ценностные аспекты, связанные с этим явлением. Высшей ценностью как традиционного но-мадизма, так и номадизма постмодерна признается движение, оно становится целью и смыслом агента номадизма. Состояние покоя, остановки в этой системе связано с трагедией, смертью. При этом номадическое движение в культуре постмодерна включает в себя ряд стратегических задач, которые позволили номадизму стать доминирующим образом жизни и мысли в новой куль-турной парадигме. К таким задачам, имеющим аксиологическое содержание, на наш взгляд, от-носятся стремление к безопасности (иммунологический аспект), освобождение от власти (эман-сипационный), обретение бессмертия (иммортологический).
М. Хайдеггер, рефлексируя над сущностью философии, определил ее как тягу "повсюду быть дома. Такое понимание мира, при котором каждая его точка становится тождественной любой его другой точке" [1, с. 350]. Акт философствования, согласно мыслителю, есть способ связать все точки пространства Вселенной, представив мир как целостный Дом. Однако подобная тяга харак-теризует и номада, который в традиционной культуре воспринимал мир синкретично, при этом в культуре постмодерна сам мир становится единообразным, воплощая тезис "Земля – наш общий Дом" [2, с. 155]. Номадизм постмодерна возникает в целях воссоздания единого пространства-вре-мени культуры при сохранении индивидуальности каждого человека, он становится актом превра-щения космоса в полис. В этой экзистенциальной потребности "повсюду быть дома" реализуется иммунологический аспект ощущения безопасности в любой точке нахождения.
В традиционной культуре оседлость, по мнению А.В. Головнева, была девиацией, так как скученность людей и животных в одном месте способствовала возникновению инфекций, эпиде-мий, мору. "С переходом к оседлости и земледелию возросла смертность от инфекций, эпиде-мий вследствие загрязнения среды, скученности и тесноты. Характер питания ухудшился из-за обеднения рациона земледельцев, белкового голодания, что вызывало хронические заболева-ния и физическую деградацию" [3, с. 150].
Постепенно номадизм традиционной культуры становится способом защиты не только от вредных вирусов и инфекций, но и от опасных смыслов [4]. Концепция пантекстуализма, рассмат-ривающая реальность как текст, предполагает взаимодействие с нею только в акте движения, т. е. номадизме. Однако для извлечения смысла необходима остановка, таким образом нома-дизм обессмысливает деятельность, тем самым защищая субъекта. Как пишет Ф.И. Гиренок, "в современном мире скорость смены событий так велика, что она не оставляет возможности для осмысления" [5, с. 73].
Создатель философской иммунологии П. Слотердайк изучал возникновение защитных смысловых оболочек, названных сферами. Последние выступают способами пространственно-временного координирования субъекта, способствующего ощущению безопасности. Архетипы сфер исследователь обнаруживает в различных культурах: в премодерне такой сферой был пу-зырь, в модерне – глобус [6]. Культура постмодерна порождает вид сферы – пену, в которой от-дельные пузыри не образуют единство, а представляют аморфное множество, сопоставимое с по-нятием ризомы, постоянно находящейся в состоянии детерриторизации-ретерриторизации. В эпоху постмодерна – всеобщей профилактики и стерильности – сопротивляемость социокульур-ных организмов снижается. В такой среде собственные смыслы воспринимаются как "чужие", ино-родные. Безопасная среда начинает бороться сама с собой, способствуя нозокоматозу (появлению так называемых "внутрибольничных инфекций"). В подобных условиях вернуть ощущение без-опасности можно только движением, переходом в иные реальности, в том числе виртуальные, ко-гда процессуальность исключает возможность извлечения смысла из событийного ряда.
З. Бауман, назвавший общество постмодерна "текучей современностью", обнаружил, что в нем естественным состоянием индивида является "непрерывный бег, осознание участия в этом всеобщем забеге" [7, с. 81]. Причину этого движения он видит в состоянии беспокойства, переживаемом человеком постмодерна, и поиске ощущения безопасности. Для обеспечения без-опасности в современных городах проектируются, по словам З. Баумана, "пространства вежли-вости", в которых предусмотрены действия индивидов, но не взаимодействия, и регламентиро-ваны встречи с незнакомцами. Такие места побуждают к действию, но не взаимодействию. К ним он относит торговые центры, именуя их "храмами потребления" [8, с. 107]. Они не избавляют от беспорядков, пугающих различий, но делают их благообразными, безопасными, избавленными от риска. В торговом центре наблюдается баланс свободы и безопасности. Фланирование по "храму потребления" создает чувство общей идентичности, "любой встречный движим тою же целью, что и я, теми же мотивами" [9, с. 110].
Широкое развитие туристической индустрии ориентировано на то, чтобы турист везде чув-ствовал себя "как дома". Где бы он ни был, его встречают привычные интерьер, пища, язык. Экзотика становится лишь театральной декорацией для привлечения путешествующих. Совер-шая поездку, субъект даже за границей попадает в знакомую домашнюю обстановку, испытывая чувство защищенности, которое могло быть снижено дома. В стерильном мире, которым пыта-ется стать мир постмодерна, возникают новые непредусмотренные опасности, и их непредви-денность создает у человека чувство тревоги и страха. Единственным способом защиты от "еще не наступивших" опасностей выступает постоянное пребывание в движении.
Эмансипационный аспект номадизма связан с освобождением от власти любой тотально-сти. К таким властным инстанциям культура постмодерна относит любой центризм, характерный для европейского сознания: тео-телео-фалло-лого-центризм [10]. В номадизме рождается новая
постмодерновая субъективность, свободная от единичной данности, способная к движению. Лю-бая оседлость есть принудительная привязка, которую номадизм может преодолеть. По словам Р. Брайдотти, номадизм характеризует образ жизни и стиль мышления нового человека, номада-интеллектуала, который не привязан к одной территории, к одному Дому, языку: "Номадизм – это не бездомность, но способность создавать Дом в любом месте" [11, с. 138]. Постоянное сколь-жение по физическому, социальному, текстуальному пространству позволяет субъекту-номаду освободиться от закрепленности, а следовательно, от принуждения, власти. Страх перед кри-сталлизацией общества, возникновением тоталитаризма, фашизма привел постструктуралистов к разработке теоретического концепта номадизма, который призван быть оппозицией власти по-лиса, Государства. Культура постмодерна сформировала условия для воплощения этого кон-цепта. Стирание национальных границ, проект мультикультурализма, идеи толерантности возве-личили ценность свободы, а способом ее обретения стал номадизм. В нем происходят отказ от единственно данной идентичности и погружение во множество возможностей, не исключая необ-ходимость расовой, национальной, гендерной и любой другой определенности, а включая их в общее поле: и то, и другое, и третье.
По мнению Р. Брайдотти, номадизм как освобождение должен осуществляться не только через пространственную мобильность, но и в акте мышления, в процессе писания, говорения. Современный номад пытается расшатать оседлость слов, разрушая здравый смысл и устоявши-еся формы сознания. Примечателен в этом отношении интеллектуал-полиглот. Его мышление-писание-говорение реализуется на разных языках даже при нахождении в одном культурно-язы-ковом пространстве. В этом проявляется акт сопротивления гегемоническим формациям. В про-цессе номадического писания-говорения номад избегает состояний, но погружается в процессу-альность становления, в котором исключена фиксация, способная удержать для идентифициро-вания субъекта. Сознание тоже становится кочевым, оно воспринимает идентичность не как смысл, базирующийся на некой неподвижности, а как результат воздействия обстоятельств.
Исследователь С. Плант обнаруживает и изучает манифестацию номадических признаков в общественно-политических движениях современного мира: от псевдорелигиозного течения New Age ("Нью Эйдж"), выражающего идеологическую эклектику, генетическую связь движения хиппи с цыганами и их образом жизни, до приобретающих катастрофические масштабы террори-стических образований, приводящих к возрастанию насилия [12]. Парадоксальным образом но-мад – фигура, противодействующая любому насилию, – свое сопротивление оказывает путем того же насилия. Поэтому в постструктуралистском дискурсе номадизм именуется как "машина войны". Объяснить подобное противоречие можно ненавистью к власти, которая пытается насильственно привязать человека к месту, статусу, идентичности. "Машина войны", будучи по-рождением кочевников, воспринимает войну не как главную цель, а как второстепенную: она мо-тивирована разрушать Город, Государство, как писали Ж. Делез и Ф. Гваттари [13, с. 707]. Осед-лая власть городов поднимается против номадических подвижных субкультур, которые через рассеивание осуществляют его захват и удержание. Скольжение номадов по этому гладкому про-странству позволяет избегать властных репрессивных структур. Власть государства была ориен-тирована на удержание человека в локальном топосе пространства. Достаточно вспомнить ин-ститут прописки, привязывающий субъекта к конкретной точке пространства, лишая подвижно-сти. Номадизм, как традиционный, так и постмодернистский, видит в движении высшую ценность, способствующую обретению свободы.
Обращение внимания на хронопереживание субъекта позволяет выявить различие между мигрантом и номадом. Мигрант, имеющий положение социокультурного маргинала, формирует текст, исходя из разрушенного настоящего. Литературное творчество мигрантов включает в себя переживание ностальгии, скорби по неосуществимости настоящего, которое для мигранта воз-можно только через сохранение в нем прошлого. Такая хроносенсорика предполагает perfect present, совершенное настоящее. У номада хроновосприятие ориентировано на неосуществлен-ную длительность. Его жизнь связана с движением без цели, без конечной точки прибытия. Его задача состоит в обретении такой номадической скорости, чтобы разрыв с закрепленностью, утраты и потери не переживались как трагедия, а воспринимались как трамплин.
Теоретики постмодерна Ж. Делез и Ф. Гваттари в трудах показали, что номадизм есть спо-соб освобождения не только в социальном плане, но и в эпистемологическом. Так, в культуре постмодерна, по их прогнозам, должна возникнуть новая номадическая наука (Диспарс), которая станет сопротивляться устоявшейся, привычной "королевской науке" (Компарсу). Компарс из-влекает константы из переменных и обосновывает их неизменность, тогда как Диспарс исследует переменные в состоянии изменения, обращается к событиям и неясным сущностям. Ж. Делез пишет: "Суть номадических наук в том, чтобы следовать за потоком в поле векторов, где распре-деляются сингулярности как множество происшествий" [14, с. 623].
Иммортологический аспект номадизма связан с трансформациями в постмодерне тради-ционных способов избегания смерти. Номадизм представляет собой не только движение, но и бесконечное становление, которое может беспрепятственно осуществляться не в пространстве линий и углов (характерном для модерна), а в системе, названной Ж. Делезом ризомой. Это а-структурное, а-иерархическое, а-центрированное пространство, вступающее в гибридные сборки с элементами разнородного генезиса. Человек-линзы, человек-протез, человек-автомо-биль – примеры ризомных сборок. Существующая в культуре постмодерна возможность рассмат-ривать индивида как становление, компонент ризомной сборки подразумевает потенциальную заменяемость любых органов иными: имплантами, бактериями, чипами, что позволяет говорить о бессмертии постчеловека.
При наступлении постмодерна серьезным трансформациям подвергся Дом, который в предыдущие культурные эпохи символизировал устойчивую неподвижную точку, выступая нача-лом маршрута или его концом. Сегодня можно заметить, что Дом лишен устойчивости, он может быть трансформируемым, передвижным, самодвижимым. Как пишет Б.В. Марков, Дом выступает гарантом жизни и ее защищенности: "Человек умирает столько раз, сколько раз ему приходится менять местожительства. Иметь кров и крышу – значит быть укрытым, таиться от хаоса Смерти" [15, с. 150]. Подвижность Дома, превращение всего физического пространства в Дом делают его перемену невозможной, границу между жизнью и смертью несущественной.
А.К. Секацкий пишет о сложившихся в культуре способах борьбы со смертью: смирении, игнорировании и обмане [16, с. 122]. Номадизм, предусматривающий ускользающую идентич-ность, выступает стратегией обмана. Подобно тому как в архаических культурах для обеспечения безопасной жизни ребенку давали два имени – тайное и явное, в рамках постмодерна номадизм предоставляет множественные траектории идентичностей. Рассеиваемое Я делает неопреде-ленным местонахождение субъекта в бытии, что проблематизирует его поиск смертью. Расши-рение сетевого компьютерного пространства усиливает процесс рассеивания, делая вопрос "где?" бессмысленным. Новая темпоральность, возникающая при номадизме постмодерна, тоже способствует проявлению иммортологического аспекта. Поскольку в номадизме движение лишено начальной точки отсчета и конечной точки прибытия, а субъект перемещается вместе с точкой отсчета, в подобных обстоятельствах упраздняется переживание времени как линейно-сти, время становится вечностью (либо циклическим настоящим, либо развертывающимся про-шло-будущим) [17, с. 213]. При этом в хроносенсорике номадизма утрачивается такое необходи-мое смерти свойство времени, как необратимость.
Ускользание идентичности может реализовываться в формировании и распространении "слухов о себе", которые в культуре постмодерна воспринимаются как капитал бессмертия. В них сосредоточена непредсказуемость посмертной участи [18]. Подобная техника порождения сплетен о самом себе есть эффективный на сегодняшний день способ дезориентации смерти. Люди затра-чивают энергию не только на создание текстов, но и на шум в СМИ, саморекламу, агрессивный пиар, "непосредственную манифестацию в инотелесности" [19, с. 131]. Окружение, воспринявшее слухи и сплетни, организует среду, благоприятную для возникновения территории бессмертия.
Как пишет С.А. Поварницын, смерть в культуре постмодерна становится апофеозом по-требления, но в основном это "смерть Их", т. е. чужая смерть, транслируемая в СМИ. "Смерть Меня" постепенно устраняется из сознания, чему способствуют "медикалистские дискурсы бес-смертия, благодаря которым у человека постмодерна формируется вера в возможность много-кратного откладывания, переноса смерти во времени" [20, с. 13].
Нельзя не отметить и тот факт, что в культуре постмодерна смерть сама принимает на себя образ номада, подвергаясь изгнанию. Сначала ее изгнали из Дома, потом из Города, сегодня из дискурса. Как отмечает Б.В. Марков, смерть не только изгоняется, но и замалчивается. Это прояв-ляется в культивировании ценностей, ориентированных на здоровье, молодость, удовольствия. "Продление жизни, ее экономное и рациональное использование воспринимаются как безуслов-ная ценность, а смерть рассматривается как фатальная неудача, лишающая человека возможно-сти активного движения, туристических поездок, получения наслаждения" [21, с. 138].
Иммортологический аспект тесно связан с эмансипационным, так как в культуре бессмер-тие изначально было символом власти, свойством избранных. В связи с этим попытки уклонения от смерти, приближение к бессмертию есть покушение на исключительные права власти.
Возникнув в традиционной культуре как способ физического выживания индивида в при-родной среде, номадизм в культуре постмодерна становится стратегией защиты от власти, смыс-лов, неизбежности смерти. Образ жизни человека, связанный с постоянным движением, измене-нием, и социокульурная среда, способствующая распространению этого образа, создают благо-приятные условия для идентификационных маневров, которые позволяют, ускользая, защи-щаться от разного рода опасностей.
Ссылки:
1. Хайдеггер М. Время и бытие : статьи и выступления. М., 1993. 447 с.
2. Пигров К.С. Человек осциллирующий: к исследованию контрапункта социального развития [Электронный ресурс] // Серия Symposium. Вып. 13. Социальная аналитика ритма : сборник материалов конференции Санкт-Петербургского философского общества. СПб., 2001. C. 144–157. URL: http://anthropology.ru/ru/text/pigrov-ks/chelovek-oscilliruyush-chiy-k-issledovaniyu-kontrapunkta-socialnogo-razvitiya (дата обращения: 06.02.2019).
3. Головнев А.В. Антропология движения (древности Северной Евразии). Екатеринбург, 2009. 495 с.
4. Сивков Д.Ю. "Тяга повсюду быть Дома". Проблемы иммунологии медиа // Медиафилософия. 2008. Т. 1, № 1. С. 59–63.
5. Гиренок Ф.И. Клиповое сознание. М., 2016. 254 с. 6. Слотердайк П. Сферы. Плюральная сферология. В 3 т. Т. III. Пена. СПб., 2010. 922 с.
7. Бауман З. Текучая современность. М., 2008. 238 с.
8. Там же. С. 107.
9. Там же. С. 110.
10. Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. 511 с. 11. Брайдотти Р. Путем номадизма // Введение в гендерные исследования. В 2 ч. СПб., 2001. Ч. II. Хрестоматия. С. 136–163.
12. Plant S. Nomads and Revolutionaries // Journal of the British Society for Phenomenology. 1993. Vol. 24, no. 1. P. 88–101. https://doi.org/10.1080/00071773.1993.11644274.
13. Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург ; М., 2010. 892 с.
14. Там же. С. 623.
15. Марков Б.В. Мертвое и живое // Фигуры Танатоса: Искусство умирания. СПб., 1998. С. 136–152. 16. Секацкий А.К. Ускользание и обман в поединке со смертью // Там же. C. 122–131.
17. Делез Ж. Логика смысла. М., 2015. 472 с.
18. Секацкий А.К. Указ. соч. С. 122. 19. Там же. С. 131.
20. Поварницын С.А. Концептуализации смерти в сознании общества: социально-философский анализ : автореф. дис. … канд. филос. наук. М., 2010. 16 с.
21. Марков Б.В. Указ. соч. С. 138.
References:
Bauman, Z 2008, Flowing Modernity, Moscow, 238 p., (in Russian).
Bridototti, R 2001, ‘By Nomadism’, Introduction to Gender Studies, in 2 parts, St. Petersburg, part II, Reader, pp. 136-163, (in Russian).
Deleuze, J 2015, The Logic of Meaning, Moscow, 472 p., (in Russian).
Deleuze, J & Guattari, F 2010, The Thousand Plateau: Capitalism and Schizophrenia, Yekaterinburg, Moscow, 892 p., (in Russian).
Derrida, J 2000, On Grammatology, Moscow, 511 p., (in Russian).
Girenok, FI 2016, Clip Consciousness, Moscow, 254 p., (in Russian).
Golovnev, AV 2009, The Anthropology of the Movement (Antiquities of Northern Eurasia), Yekaterinburg, 495 p., (in Russian).
Heidegger, M 1993, Time and Being: articles and speeches, Moscow, 447 p., (in Russian).
Markov, BV 1998, ‘Dead and Alive’, Thanatos Figures: The Art of Dying, St. Petersburg, pp. 136-152, (in Russian).
Pigrov, KS 2001, ‘Oscillating Man: to the Study of the Counterpoint of Social Development’, Seriya Symposium. Vyp. 13. Sotsial'naya analitika ritma: sbornik materialov konferentsii Sankt-Peterburgskogo filosofskogo obshchestva, St. Petersburg, pp. 144-157, viewed 6 February 2019, <http://anthropology.ru/ru/text/pigrov-ks/chelovek-oscilliruyushchiy-k-issledovaniyu-kontra-punkta-socialnogo-razvitiya>, (in Russian).
Plant, S 1993, ‘Nomads and Revolutionaries’, Journal of the British Society for Phenomenology, vol. 24, no. 1, pp. 88-101, https://doi.org/10.1080/00071773.1993.11644274.
Povarnitsyn, SA 2010, Conceptualization of Death in the Consciousness of Society: a Socio-Philosophical Analysis, PhD thesis abstract, Moscow, 16 p., (in Russian).
Sekatsky, AK 1998, ‘Slipping and Deception in a Duel with Death’, Thanatos Figures: The Art of Dying, St. Petersburg, pp. 122–131, (in Russian).
Sivkov, DYu 2008, ‘“Traction to Be Everywhere at Home”. Problems of Media Immunology’, Mediafilosfiya, vol. 1, no. 1, pp. 59-63, (in Russian).
Sloterdijk, P 2010, Spheres. Plural Spherology, in 3 vols, vol. III, Foam, St. Petersburg, 922 p., (in Russian).