Феномен бродяжничества в западноевропейской культуре
Феномен бродяжничества в западноевропейской культуре
А.В. Шляков, Тюменский государственный нефтегазовый университет
Ссылка для цитирования Шляков А.В. Бродяжничество: социокультурный анализ. Тюмень. Изд-во ТюмГНГУ, 2013г. -С. 13-24
Одним из характерных свойств культуры является способность порождать явления, которые выпадают из нее. Подобное свойство культуры позволяет ей сохранить динамичность необходимую для всех целостных образований. Феномен бродяжничества в культуре – пример такого трансгрессивного явления. Бродяга – человек без места, без метки общества. Он ускользает от нормативных установок, не вписывается в общество, отторгается им, и при этом вызывает к себе интерес и иногда даже почтение.
История человечества, возникновение человеческого общества Леви – Стросс связывал с возникновением первой нормы, нормы регулирующей половые взаимоотношения – это был запрет на кровосмешение, инцест. Однако можно обнаружить, что в культурах многих народов привязанность земле, укорененность в ней (как устремление к Матери-земле), тоже оказывалась под запретом. История Человека начинается с изгнания из рая, с земли, где его корни. Еврейская история – с повеления Авраама оставить свою страну и идти в другую, и окончательной не будет. Учения ветхозаветных пророков были направлены против кровосмесительной привязанности к Земле, привязанность к земле именовалась "ханаанским идолопоклонничеством". "Народ, вернувшийся от законов разума и привязанности к земле будет изгнан с нее и будет скитаться по миру, не имея ни дома, ни родины пока не разорвет кровосмесительных уз, связывающих его с землею и природой. Лишь тогда народ сможет вернуться на родину, дом станет даром, а земля – человеческим домом" [1.с.64].
С точки зрения Москвиной Н.Т. в греческой жизни нищий – бродяга был немыслим, его существование было противно тогдашней организации общества [2. с.6]. Однако Д.Дорофеев отмечает, что уже в античности возникают определенные представления о бродяжничестве, которые во многом определили последующее западное мировосприятие. Это было связано с тем, что Древняя Греция своим географическим положением стимулировала развитие морских путешествий [3. с.24]. Грекам вообще была присуща тяга к новому, неизведанному, что по Аристотелю являлось истоком, побуждающей причиной познания. Со временем в античном сознании более значимым становится пространственная определенность, отождествленность себя с конкретным местом (полисом), вне которого древний грек ощущал себя изгоем, чужаком. Изгнание считалось самым страшным наказанием. В древнегреческой культуре возникает проблема организации и управления пространством. Появляются понятия "кров" (stegos) и дом (oikos) важнейшие для человека, так как его жизнь, в отличие от животных, не может проходить под открытым небом, а значит пространство определяет человеческое существование в зависимости от того, как оно организовано.
На подобные мироощущения повлияла и политическая жизнь Греции. Выделяющиеся из системы оседлости, воспринимались как маргинальные исключения, чей статус, позволял такую вольность: сивиллы – странствующие пророчицы, рапсоды и софисты, переходящие с места на место и через это несущие просвещение. В иных случаях бродягами становились тогда, когда какое-либо потрясение, выбивающее из привычного ритма жизни не позволяло уже остаться в прежних рамках. Так происходит с царем Эдипом, после ослепления обрекшего себя на скитания [3. с.26].
В Древнем Риме, с его формально иерархической системой для подобных бродяг не нашлось бы места, Рим допускал только бродяг поставленных себе на службу т.е. воинов империи. Появившиеся в 4в. до Р.Х. киники отвергали потребительскую жизнь граждан. В их философии, а позднее и в стоицизме проявляются характерные для эллинизма космополитизм, отказ от собственности, семьи. Их образ жизни по внешним атрибутам напоминает жизнь современного бродяги. Известный киник Диоген Синопский начал скитаться вместе со своим отцом. Феофрас в "Мегарике" рассказывает, что Диоген избрал для себя бродячий образ жизни, увидев бегающую мышь, которая не нуждалась в подстилке, не боялась темноты и не искала никаких мнимых наслаждений. С тех пор каждое место стало для Диогена одинаково подходящим для еды, сна и жизни [4. с.221]. Диоген вводит в свой лексикон слово "сума – шедший" не для обозначения умалишенного, а для обозначения тех, кто бродит с сумой. Сам о себе он говорил, что он, лишенный крова, города, отчизны, живущий со дня на день нищий странник [4. с.221]. Данная характеристика и сегодня звучит современно для описания бродяг, бомжей…
Проповедуя бродяжничество, Диоген утверждал, что боги даровали людям легкую жизнь, но люди сами омрачают ее привязанностью к чему-либо. На укоры за скитальческий образ жизни отвечал, что именно благодаря скитаниям стал философом, и на самом деле несчастны оседлые люди, так как они осуждены оставаться дома. Таких бродяг киников было немного, самые известные из них Диоген, Антисфен, Моним, Кратет. В общественном сознании их образ жизни не вызывал одобрения и осуждался властями правда без применения императивных санкций. В дальнейшем Керкид из Мегалополя так написал о Диогене: "Мудрец из Синопа с палкой, в плаще под открытым небом живущий [4. с.238].
В Средние века наделяли бродяг ореолом праведности, богоизбранности. Бродяг почитали и побаивались. С принятием Европой христианства, появляется и учение, предписывающее терпеть вынужденные лишения. Бродяжничество – скитание воспринимается амбивалентно: с одной стороны это следствие направленности человека к Богу, делающей мир лишь временным местом обитания, по отношению к которому он свободен, но с другой стороны, это может быть и наказанием, бросающим человека в непрестанные блуждания. Именно так Бог наказал Каина, первого убийцу " Ты будешь изгнанником, и скитальцем на земле" [5.].
Средневековый европеец в полной мере ощущал себя странником на этой земле, так как с одной стороны, несмотря на то, что жизненный ориентир дан, нельзя быть уверенным в своем спасении, а с другой, вся земная жизнь рассматривалась как подготовительный этап к будущей жизни. Сознание бренности, временности всего окружающего не оставляло ничего другого, кроме как следовать течению потока. Ни о какой привязанности к семье, собственности, родине не могло быть речи, подобные чувства были просто незнакомы человеку этого времени [6. с.294].
Дух бродяжничества пропитал собой все сознание средневекового человека, воплотившись не только в ученых трактатах схоластов, но и в самых разнообразных формах повседневной жизни. "Все пространство испещрено переплетающимися следами передвижения людей. Странствуют все : паломники и торговцы в разнос, искатели приключений и бродяги"[7. с.11].
Бродяжничество, странничество становится в IX-XIIвв. самой действенной формой для проповеднической деятельности. Религиозные истины спускаются с епископской кафедры к уровню народного понимания. Появляются религиозные ордены, которые ведут бродячий образ жизни. Одним из самых известных своей аскетичностью был орден францисканцев, основателем которого был Франциск Ассизский. Г.К. Честертон называл его Божьим скоморохом. Когда Франциск бродил по городу с мирскими братьями они называли себя трубадурами (возникшая в 12 веке в Южной Франции культура трубадуров – странствующих певцов любви). Когда он вышел в мир с духовными братьями, то называл себя жонглерами Божьими (так в Средние века называли странствующих комедиантов) [8. с.381]. Франциск избирает для себя образ жизни странника, чтобы избежать опасности общинной гордыни. Францисканцы должны были стать бродягами, кочевниками, чтобы смешаться с миром. "Человек, посвятивший себя Богу должен быть свободен в том, чтобы идти куда угодно, к любым людям, даже самым плохим. Эту свободу дает отсутствие связей и потребностей обычных людей. Монах должен быть свободен и от монастыря и от мира. Ни один человек не обязан повиноваться странствующему бедняку, если сам того не захочет. А люди повиновались Франциску и при этом не зависели от него" [8. с.406].
В образе жизни мистических бродяг – францисканцев была и практическая польза: "Надо быть очень худым, чтобы проскользнуть сквозь прутья любой клетки, очень легким, чтобы бежать быстро. Того, кто строго постится нельзя испугать голодом, того, у кого ничего нет нельзя испугать нищетой" [8 с.408]. Оседлость мешает тем, кто посвятил себя Богу. Выбор бродячего образа жизни снимает все экономические помехи. Кардинал Джованни Сан-Паоло говорил о францисканцах, что их жизнь сурова, но это именно та жизнь, к которой призывает Евангелие.
Хотя и до появления бродячих орденов существовали "странные монахи, которые не имели своих постоянных приходов или своевольно покидали монастыри и поводили жизнь в переходах от одной кельи к другой. Были и мнимые монахи, притворяющиеся духовными лицами, дабы избежать суда, повинностей и податей. В XI-XIIв. возник новый вид бродячих монахов – ваганты (vaganles - бродячие клирики). Ваганты проводили свою жизнь в переходах от одного учебного заведения в другое, чтобы пополнить свое образование. В своих скитаниях они жили на пожертвования феодалов, развлекая их учеными латинскими славословиями и просто веселыми песнями. Исполнителей рифмованных композиций на латинском языке называли вагантами, тех, кто писал на французском – бродячими труверами, на немецком – миннезингерами. Бродяжничали и миряне, желая получить прощение Бога через паломничество. Для этого человек оставлял свой дом, семью и, испросив благословения, совершал долгий путь. Паломничество, несмотря на первичный религиозный мотив, становилось формой средневековых путешествий. В Средневековье формируется особый класс рыцарей, не имеющих земли и вынужденных, поэтому бродить от двора ко двору, предлагая свои услуги в качестве военной силы. А к XII веку сформировался еще один класс средневекового общества, для которого бродяжничество в форме странничества было не удовлетворением духовных потребностей, но практической необходимостью: это класс купцов [3. с.30]. Необходимо отметить, что ремесло купца в то время считалось не богоугодным, купцов отождествляли с ростовщиками. В восприятии средневековых граждан существовала связь между купцом, ростовщиком и иудеем, которая определялась их свободой от привязанности к месту фундированной не поиском Бога, а жаждой наживы. Постепенно фигура купца становится заметной, и он делается героем литературных сюжетов, фаблио. В этих фаблио купцы, как правило, противопоставляются оседлым горожанам [9. с.113-114].
Значительную часть средневековых бродяг составляли все же представители низов общества, люди которых общество и принимало, и отталкивало от себя. Такими "отверженными" были жонглеры, бродячие музыканты, мимы, актеры. Средневековье выталкивало убогих, больных, безработных. К этим людям, которые отождествлялись с Христом, Средневековье испытывало те же чувства, что и к Христу: влечение и страх. Были и те, кто поменял рабскую отверженность на отверженность вольную – это разбойники. В основном ими становились крестьяне, так как у них отсутствовал современный механизм оседлости – действительность психологически обжитого дома. Если богатый замок говорил о социальном статусе, то убогая хижина никак не привязывала хозяина, а способствовало мобильности средневекового крестьянина [6. с.335].
Возрождение лишило бродяжничество этого ореола. Отныне бродяжничество не униженная госпожа, к которой грядет божественный супруг, чтобы поднять из грязи. Бродяжничество – знак Божьей кары [10. с.73]. Бродяжничество отождествляется с бедностью, нищетой, ответственность за которую возлагается на человека. Когда несчастья стали восприниматься как Божье проклятие, произошло формирование основ агрессивно- подавляющего и ценностно – осуждающего отношения к любым формам маргинальности, к каким относится и бродяжничество. В этот период никто не возвеличивает бродяг, не протягивает им руку помощи. С этого момента бродяжничество, нищета выпадает из диалектики унижения и славы, отныне их место в пределах соотношения порядка и беспорядка, внутри категории виновности. Бродяжничество рассматривается как попустительство человека к самому себе, как прегрешение, нарушающее ход государственного механизма. Из сферы религиозного опыта бродяжничество переходит в область моральных категорий, где подлежит осуждению. Если в XVII веке бродяжничество оказалось десакрализованным, то это произошло потому, что нищета, попранная в своих правах, стала восприниматься исключительно в нравственном измерении. Бродяга - это уже не таинственный скиталец – пилигрим, а нарушитель установленного в обществе порядка [10. с.79].
Представители неклассической философии, "философии жизни" А.Шопенгауэр и Ф.Ницше подходили к проблеме бродяжничества с позиции свободы выбора человека. А.Шопенгауэр считал бродяжничество формой подавления индивидуальной воли человека для осуществления им цели подойти как можно ближе к несуществованию. В качестве источников бродяжничества философ видел двух врагов человеческого счастья: боль и скуку. Нужда и лишения ведут к страданиям, изобилие и обеспеченность к скуке. Таким образом, на низших ступенях развития цивилизации бродяжничество проявляется в виде кочевой жизни, которая вызывается нуждой, голодом, на высшей ступени бродяжничество обнаруживается в повсеместно распространенном туризме, который есть не что иное как борьба со скукой [11. с.372]. В стремлении человека к постоянным перемещениям, однако, Шопенгауэр обнаруживает и другой аспект бытия: "Человек с богатым внутренним миром будет стремиться к покою, то есть изберет тихое существование, и после знакомства с так называемыми людьми будет искать одиночества. Чем более человек духовно беден, тем более он общителен и стремится укорениться в мире. Обыденный человек, чтобы сделать жизнь приятной ограничивается внешними вещами, ищет удовлетворение вне себя и поэтому пускается путешествовать" [11. с.374].
Ф.Ницше тоже усматривает в бродяжничестве, странничестве проявление свободы человеческой личности и богатства духовного мира человека. "Кто хоть до некоторой степени пришел к свободе, тот не может чувствовать себя на земле иначе, чем странником, хотя и не путником, направляющимся к определенной цели: ибо такой цели не существует" [12. с.316]. Свободный человек хочет видеть все, что совершается в мире, поэтому его сердце не должно слишком крепко привязываться ни к чему единичному, и тогда, в нем самом будет существовать радость перемен.
Специфика развития французского общества начала XX века обусловила искать объяснение бродяжничеству и подобным явлениям в сфере свободы личности. Осуждению эксплуатации, угнетения, социального неравенства посвящены труды таких философов как Анри Бергсон, Альбер Камю, Жан-Поль Сартр.
Альбер Камю считал, что каждый, кто пренебрегает лицемерием общества, становится посторонним, чужим. Жить, с точки зрения общества, это значит "ломать корыстную социальную комедию". Любой, кто не играет в игру окружающих, становится чужим обществу и отвергается им [13. с.11]. Открывшиеся человеку вселенские неразумия, лишают его сущностных корней, привязанностей, делает сомнительными все нравственно – поведенческие правила жизни общества. Он живет среди людей голым человеком, на голой земле личностью, из которой вычли семью, клан, общество, церковь [13. с.14]. Он уклоняется от мнимых святынь цивилизации, хочет лишь покоя и уходит от мира в мир созерцания природы. Отсутствуя среди людей, он каждой клеточкой присутствует в материальной вселенной. Он странник даже когда никуда не движется, а сидит дома, в тюрьме. Камю считает, что подобная от-страненность, бродяджничество является попыткой уйти от себе подобных с целью сохранения независимости своей личности. Свободная личность современного мира, ищущая правды быть и чувствовать, обречена, с позиции философа, на бродячее пустынножительство в гуще многолюдия. Бродяжничество, как правдоискательство, душеспасение через побег в скиты телесной жизни [13. с.16].
С появлением социологии в середине XIX века взгляд на проблему бродяжничества значительно расширяется, уходя корнями в социально- психологические и культурные проблемы общества. Классик социологии Георг Зиммель в своем очерке "Социология пространства" образно поделил всех людей на бродяг и оседлых, считая, что между ними существует постоянный антагонизм [2. с.38]. Бродяга рассматривается как явление предельного случая обобществления, обобществления одного человека, так как взаимодействие, по Зиммелю, есть даже там, где на первый взгляд только одностороннее воздействие. Это явление Г.Зиммель характеризует состоянием одиночества и свободы. Рассуждения о негативных социальных связях приводят Зиммеля к рассмотрению явления отторженности от большого контекста обобществления. Бедняк, например, противопоставляется всему обществу, но при этом остается его членом. Он органически включается во взаимосвязь целого, к исторической действительности общества, которое живет в нем и через него принадлежит в качестве бедняка такой же формально – социальный элемент, как банкир. Бедняк поставлен, правда, в известной степени "вне" группы, но это "вне" - лишь особый способ взаимодействия с ней, сплетающего его в единство с целым [14. с.59].
Зиммель уподобляет бедняка чужаку, бродяге. Чужак – это странник. Он пространственно чужой, так как группа идентифицирует себя с определенным пространством, а пространство с собою. Чужак, это не тот, кто приходит сегодня, чтобы завтра уйти, он приходит сегодня, чтобы остаться назавтра. Но оставаясь, он продолжает оставаться чужаком. Чужаку свойственна объективность, так как он не запутан во внутригрупповых интересах, но именно поэтому, он также и свободен, а потому – подозрителен. Чужак представляет разум против традиций, объективность против чувств, динамику против кристаллизованных форм [14. с.59].
Оседлые граждане чувствуют в бродягах естественного врага. Там, где не удается с помощью дифференциации профессии предоставить прирожденному бродяге адекватную его природе деятельность, там он будет паразитировать на оседлых. А оседлые преследуют бродягу из-за инстинкта самосохранения. И то, что приводит бродягу в уязвимое положение, его склонность к перемене мест, любовь к исчезновениям является его защитой против преследований и объявлений вне закона, одновременно оно есть также средство нападения [2.. с.39].
Р.Парк считал, что бродяжничество – это одна из форм проявления биотической конкурентно способности, к которой также относятся любая миграция и свобода передвижения вообще. "Социальный организм состоит, прежде всего, из индивидуальной способности к передвижению". Свободу передвижения Парк считает основой разнообразия всех социальных связей. Соотнесение личной свободы со свободой передвижения представляет в концепции Парка нечто вроде культурно – экологической экологии, которая наряду с понятиями размеренности, скорости характеризуют общество. Фундаментальным понятием его учения является свобода необходимая для существования любой формы жизни, превосходящая растительную – это свобода передвижения. "До тех пор пока человек привязан к земле, пока тоска по дому владеет им и возвращает его к знакомым местам, он никогда не осознает другого, характерного для человека стремления – передвигаться свободно по поверхности всего мирского и жить подобно чистому духу в своем сознании" [14. с.151]. В этом ключе наиболее свободный тип личности – маргинальная личность. Парк так формулирует это понятие: " мы неизбежно ведем двойное существование, стремясь жить в соответствии с ролью, которую мы приняли, и которую общество нам навязало. Мы оказываемся в постоянном конфликте с собой. Вместо того, чтобы вести себя просто и естественно, следуя природному импульсу, мы стремимся приспосабливаться к общепринятым моделям" [15. с.13]. Маргинальный человек не отождествляет себя полностью ни с одной традицией, ни с одним порядком, ни с одной моральной ценностью, ни с одной культурой. Судьба обрекает этих людей на существование в двух мирах одновременно, вынуждает их принять в отношении обоих миров роль космополита и чужака.
Ж.Делез выдвигает идею о принципиальном делении всего сущего на кочевое и оседлое. Пространство кочевников – это пространство малых расстояний. Это пространство можно эксплуатировать только путешествуя по нему. "При движении путешественник не стоит на берегу, наблюдая за течением реки, а сам несется в потоке, сам вовлечен в процесс вариации" [16. с.185]. Кочевник обладает территорией: он продвигается от пункта к пункту не пропуская ни одного. Пункты, очерчивающие маршрут, сами принадлежат этому маршруту, тогда как для оседлого жителя именно пункты задают маршрут. Даже двигаясь по одной дороге, кочевник и оседлый идут по разным дорогам: дорога оседлого делит замкнутое пространство, предоставляя каждому его часть, дорога кочевника делит людей в открытом пространстве. Пространство оседлых расчерчено стенами, границами, дорогами, а кочевники населяют гладкое пространство, метки которого сдвигаются вместе с трассой. Кочевник скорее тот, кто не движется в отличие от мигранта, который бежит, покидает местность, когда она исчерпала свои ресурсы. Кочевник никуда не бежит, он срастается с пространством. Кочевник движется сидя, он терпеливо ждет. Его характеризуют одновременно неподвижность и скорость, оцепенение и порывистость, неподвижность и процесс " [16. с.186].
Кочевой образ жизни в современной западной антропологии характеризуется термином "номадизм". Номады – примитивные племена, кочевники, потребность в движении которых можно вывести из биологического прошлого. Стада кочевали в поисках пищи, что привело к становлению цивилизации, переходу на оседлость. Но у номадизма есть также социальное и духовное измерения, позволяющие построить его метафизику. Предполагается, что номадическое поведение высших животных есть обнаружение фундаментального закона бытия, закона поиска: речь идет об изменчивости, о способности изменяясь сохраняться. В философии номадизма есть исследования фундаментального основания мира – самого движения. Оно проявляется как в перемещениях, в поисках пищи, так и в движении духа. Такие феномены как кочевой образ жизни, бродяжничество, бездомность с одной стороны и дух поиска, который можно назвать инновацией, творчеством с другой связаны [17. с.114].
Номадизм и оседлость – противоположности: с одной стороны революционность, изменчивость, неустойчивость, с другой консерватизм, стабильность, покой. Эту противоположность выразил О.Шпенглер, как противоположность животного и растения [18. с.151]. В человеке могут быть как оседлые растения, так и подвижные животные. Растение существует не само по себе, а как часть ландшафта, оно не свободно выбирать в отличие от животных, которые есть самостоятельный мир в другом мире. Связанность и свобода – отличие коренных растений от животных. Растение - нечто космическое, животное – микрокосмос по отношению к макрокосмосу. Номадизм – бодрствующий поиск, обеспечивающий возможность выбора, это процесс рождения свободы.
Человечество вступает в сверхиндустриальный век, при этом процветающие зоны будут соседствовать с нищими регионами. Передовые технологии создадут новые виды изделий, которые предоставят гражданам недосягаемые в прошлом возможности, этот процесс будет сопровождаться утратой традиционной привязанности к стране, общине, семье. Новые предметы получат название номадических (кочевых) так как все они – небольшого размера, они изменят взаимоотношения во всем спектре жизни и прежде всего изменят отношения человека к самому себе . Современный человек охарактеризован как кочевник – номад, который и окружающие объекты трансформирует под кочевой образ жизни. Ж.Аттали пишет: "Я выбрал слово "номад" намеренно. Это ключевой термин для обозначения культуры потребления и определения стиля жизни в будущем тысячелетии" [17. с.140].
Развлечения и досуг будут посвящены идеалу путешествий; уже сейчас телевидение позволяет нам путешествовать во времени и пространстве. Более того, мы можем делать это, не покидая своего уютного кресла. Мы принимаем участие в кочевой жизни посредством телевизора. Туризм будет важнейшей областью экономического развития. Все будет направленно на то, чтобы создать путешественнику комфорт, которым он пользуется дома. В то время как телезрители совершают путешествия, оставаясь на месте, настоящие туристы, совершая путешествия, будут постоянно окружены необходимыми вещами, которые были у них дома. Те, кому окажутся недоступны такие кочевые объекты, будут совершать путешествия с помощью стимуляторов: алкоголя и наркотиков моделируя образы. Алкоголь и наркотики – кочевые субстанции для побежденных грядущего тысячелетия, отрешенных и отверженных. Они дают возможность для внутренней миграции, становятся побегом из мира, который им ничего не предлагает [17. с.140].
Кочевые объекты современности не инертны, а сосредотачивают в себе жизнь, разум, а также ценности тех, кто их создает и использует. Средства связи для современного кочевника – номада становятся все более простыми и удобными. Благодаря портативному телефону номад может продолжать частную, общественную жизнь независимо от своего местопребывания в данную минуту. Нет больше священных уединений, человеку нигде нельзя спрятаться. Явно освобождая людей от "привязки" к определенному месту, кочевые предметы затрудняют возможность скрыться от постоянной работы. Человеку – кочевнику приходится трудиться постоянно (бомж находится в постоянном труде- поиске пищи, крова, спиртного…), исчезает представление о естественном делении суток. Впервые у человека не будет адреса. Чувство привязанности к тому месту, которое рождало все культуры в прошлом, превратиться лишь в слабое, достойное сожаления воспоминание [17. с.140].
Библиографический список
1. Фромм Э. Здоровое общество. Догма о Христе: Пер. с нем. / Э.Фромм. - М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. - 571с.
2. Москвина Н.Т. Нищенство как социальное явление: предпосылки возникновения и современное состояние в России: Монография. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2005 - 156с.
3. Дорофеев Д. Феномен странничества в западноевропейской и русской культурах // Мысль. Вып.1: Философия в преддверии столетия. СПб., 1997. - С.35-48.
4. Диоген Лаэртский О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. АН СССР М.: Мысль 1986. - 571с.
5. Бытие 4.12.
6. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового запада. М.: Прогресс-Академия, 1992. - 376с.
7. Дюбюи Ж., Европа в Средние века. – Минск., 1994, - 211с.
8. Честертон Г.К. Святой Франциск Ассизский/Цветочки Святого Франциска Ассизского СПб.: Амфора, 2000. - 447с.
9. Гуревич А.Я. Средневековый купец// Одиссей. Человек в истории., 1990. - с.97-131.
10. Фуко М. История безумия в классическую эпоху: пер. с фр. – Спб: Университетская книга, 1997 - 576с.
11. Шопенгауэр А. Две основные проблемы этики; Афоризмы житейской мудрости: сборник/ Перев. с нем.; Мн.:ООО "Попурри", 1997 - 592с.
12. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое; Веселая наука; Злая мудрость: сборник / Пер. с нем.;-Мн.: ООО "Попурри", 1997 - 704с.
13. Камю Альбер Избранное: Сборник/ составление и предисловие С. Великовского.-М.:Радуга, 1989 - 464с.
14. Очерки по истории теоретической социологии ХХ столетия (от М.Вебера к Ю.Хабермасу, от Г.Зиммеля к постмодернизму/Ю.Н. Давыдов, А.Б.Гофман, А.Д.Ковалев и др.) - М.: Наука, 1994 - 380с.
15.Park R.E. Human Nature and Collective Behovior. In.: Societi, p.13-21
16. Делез Ж., Гватари Ф. Трактат о номадологии // Новый круг №2 1992. - С.182-188.
17. Аттали Ж. На пороге нового тысячелетия. Пер. с англ. - М.: Международные отношения. 1993. - 398с.
18. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории т.2., Всемирно-исторические перспективы/ Пер. с нем. и примеч. И.И.Маханькова. – М.: Мысль, 1998. - 606с.
Ссылка для цитирования Шляков А.В. Бродяжничество: социокультурный анализ. Тюмень. Изд-во ТюмГНГУ, 2013г. -С. 13-24
