СОН ДИТЯТИ

   Всё как прежде
   
   Всё как прежде,
   Доносится хохот детский из кастрюли,
   Топот конский,
            вонь из спальни,
   А трепещущее знамя продолжало быть зеленым.
   Все как прежде,
   Собирались крошки хлебные в буханки,
   Выставляя своё войско перед голодом грядущим.
   Все как прежде,
   Собирались капли в море и топили
   Пароходы и считали это справедливым делом.



     *   *   *

   Кувшишы из глины.
   Из воска свеча.
   Без адреналина из пластилина
   Слепим себе палача.
   Из волоса - полосы.
   Ветер - из духа.
   Я долго искал на старуху проруху.
   За клиросом силосом кормятся певчие,
   Чтобы мычаньем звучали их речи.
   Разрушенный, плющевый,
   Кем-то задушенный мир
   Чистил ружья, желая в сортир.
   Раздетые дети промедлили:
   В клетях столетьями в петлях
   Болтаются лебеди.
   Топчется, корчится злая уборщица,
   Морщится, нюхая тень заговорщика
           шеркая плаху рубахой от крови.
   С любовью подсядет палач к изголовью.
   За зад ущипнёт, скажет голосом тлеющим:
   "Зад уж не тот. Да, подруга, стареешь ты".
   Небо клянётся и мнётся и жалко ему,
   Что никто не проснётся.
   Коснётся топор чьей-то шеи безвинной…
   Так завершаются споры и вина
   В сказке старинной.



   Физика
   
   …А травинка совсем не такая на вкус,
   Как казалось по виду.
   В ней какая-то жалость
   И детские сплетни от первой обиды.
   Вся угрюмость земли через корни к нутру
                                 пропитает траву.
   Лишь роса по утру приласкает слегка прослезившись,
   И сдружившись они дальше вместе пойдут
   Как работа и труд,
                      как ярмо и хомут.
   Кто раздет да разут тот траву не примнёт,
   А споткнётся, поплачет и тихо споёт,
                             и познает покой.



   Пешеход
   
   Идёт человек, завернувшийся в простынь.
   Так просто.
   Во рту у него папироса,
   А на груди виднелась собака.
   Вроде давно не морозы, не сляколть,
   Чтоб стало вдруг холодно или жалко,
   Иль от озноба хотелось заплакать,
   Но кто слишком счастлив тому не понять,
   Что человек и собака приятели…
   Город в бреду, все давно уже спятили.
   Жадно хохочут, жаря яичницу
   На жарком костре, где сжигают язычницу.



   Сказка
   
   Бродит выстрел по полям.
   Выстрел рыскал кто здесь пьян.
   Кто в тенистой конопле
   Пролетает на метле.

   А в избушке три угла.
   Баба Ваньку испекла.
   Собирал честной народ
   Вкруг избушки хоровод.

   Змей-Горыныч сжёго весну.
   Думал без неё уснуть.
   Свои головы развесил
   На упавшую сосну.

   С неба падает яйцо.
   Не хотелось быть птенцом,
   Не хотелось быть иголкой
   С окровавленным концом.

   Вдрызг разбившись,
   Разбросав сопли по ветру, устав,
   Притомившись улеглось.
   Сказкою обозвалось.



   Подвиг
   
   Обезумев от боли, крестьянин
                        решил утопиться.
   Гололёд не мешал привязать к шее
                                камень.
   Даже рыбы и те рассмеялись
   Над столь безуспешной попыткой
                        остаться героем.



   Про паровоз
   
   Перекорёженный, на нервах паровоз
   Бежал, пуская клубы дыма под откос.
   Где не поела ржа,
   История и время приложили руки.
   И всё бы ничего, но день ко дню
   Всё нестерпимей становились паровозьи муки,
   А я его люблю.
   И страхи заглушив недетским смехом,
   Сидит на рельсах маленький герой.
   Он ждёт, чтоб кто-нибудь приехал или переехал,
   Но главное чтоб здесь, не стороной.
   Жонглировал колечками из дыма,
   Пытаясь уловить далёкий звук.
   Вечерняя картина
   Детских мук.



   Утро дворника
   
   Обезумев от детского лепета
   Он ударил младенца лопатой.
   Удивленье увидев на личике
   Разразился отборным матом.
   За углом продолжали драться
   Два Ангела - чёрный и белый.
   Белый был более смелый.
   Дворник сметает в кучу
   Зубы
        часы
             и платья.
   Здесь кто-то кого-то мучал,
   А может была просто свадьба.
   Ветер допел свои гимны
   Правда забыл две строчки,
   Но ничуть не смутившись
   Пил он рассол из бочки.
   В бочке шуршали мыши.
   Тоже с похмелья болели.
   Думали их не услышат,
   А их достали и съели.
   Мир доживал своё утро
   Злое, больное и чахлое,
   А кто-то крестился будто
   На утро всё и кончается.



     *   *   *

   По солнечным лужам ногами утюжить
                               своё отраженье.
   С кровоподтёком бежать наутёк
                               и снова по лужам.
   Ветер простужен. Чихает и кашляет
   Словно он нужен кому-то
   И просто боится, что не услышат.
   Не хочет лечиться, хочет лишь жалости
   Если не спится ему он ворочает тучи,
   Льются дожди (коль живот ему пучит),
   Будет мучаться, скокорючится,
   И может наступит Безветрие.



     *   *   *

   Просыпалась злоба старая
   И с утроенною силою
   Раздирала тело детское,
   Непослушное, но милое.
   В одиночестве под свечкою,
   Иль с невестой под бубенчиком,
   Распевая песни грустные
   Рвали платье подвенечное.

   Не белым-бело рассветное,
   Не черным-черно закатное,
   И не нищенствуют бедные,
   И не властвуют богатые.
   Только влага быстротечная
   Из очей солёно-горькая
   Говорит о том, что вечное
   Начинается лишь с койки.
   P.S.
   Голова седая белая
   Неподдельно запечалилась
   И промолвила, несмелая,
   Жаль, что койкой и кончается.



     *   *   *

   В дерьме по колено - целое поколение.
   Проклятый Плохиш сожрал всё варенье.
   Не оставил мне даже ложечки чайной,
   А просто послал фразой печальною.
   Я б отомстил за это Гайдару,
   Но думаю, что труды мои даром умрут:
   И останется краешком вспышки
   Две катаклизмы - поэт и младенец мальчишка.
   Промокнет табак, заржавеет любимая песня,
   И явится миру певец в полосатой рубахе.
   Без страха, а просто в упрёк
   Я выращивал плесень на холке
                             любимой собаки.



     *   *   *

   Взглянул за окно - глупая слякоть.
   Ненужная и бестолковая.
   Дворник взял лопату совковую,
   Но дождик стал капать
   И осознав бесполезность затеи
   Он плюнул на грязь и пошёл к иудеям.
   Внезапная радость не пачкалась лужами.
   Ока как любовь,
             только чуть-чуть простуженней.
   Но и её унесла со двора детвора.
   Дворник ушёл, детвора убежала.
   Струйка дождя по стеклу пробежала
   И намекнула на то, что пора
   И мне уходить со двора.



   Диалектика
   
   Пресное - засолится.
   Бледность - разрумянится.
   Похоть вдруг уверует в девичью нетронутость.
   Suizid утопится.
   Слава - обесславится,
   А немой поведает про боевую молодость.
   Сон лежит в испарине.
   Мёртвый странно дёргался.
   Ветер пьёт тщеславие из прудов искусственных.
   Письмена в проталине
   Мы находим вёснами,
   А прочеть боялись, что вдруг станет грустно нам.



     *   *   *

   Ветер играл симфонию.
   Битый щенок повизгивал.
   Кони топтали барышень,
   Стены домов забрызгали.

   По конопатым рожицам
   Ползают насекомые.
   Дети играют в убожество,
   Дети играют иконами.

   Фюрер представился голубем,
   С неба людей обгаживал.
   Люди подумали: "Дождиком
   Небо облагораживает".

   Лишь богатырь из Мурома
   Тщетно стрелял в ветер.
   Небо погодою хмурою
   На это ему ответит.



     *   *   *

   Несправедливое коляшется и Лихо,
   Свадебным прикинувшись нарядом
                           дышало по ветру.
   Тебе не слышится,
   Как ладно хор звучит, теплеют взгляды,
   Как будто помер кто.
   Не любо в грусти потирать ушибленные ноги.
   Тяжёлым хрустом отзвучит
   Аккорд гитары однорогой.
   Но всё не в счёт, когда течёт вода,
   Текут года и гонят поезда болезнь
   (уже окаменевшую немного)
   И манит непонятная дорога
   И в пыль,
        И в грязь,
              И в благодать.



     *   *   *

   Пожевал губами молитву,
   Помычал да побился об пол.
   От соседей услышал маты.
   Побранился да снял иконы.
   Подкормил сухарём мышонка
   И нырнул полусонный в постельку.
   Не скулил бы щенок, заснул бы,
   Ну а так придётся поплакать
   Да слезою вычистить блюдце,
   Но увидеть, что в нём отразилось
   Недоступно иноку в кедх,
   Он мечтает о блеске солнца.



     *   *   *

   Хлебалось томно, грезилось прилюдно,
   Барахталось в мозгу вино
   И отражалось в окрике приблудном не отзываясь
   (глупое) оно стыдилось
                      пенилось
                             и злилось,
   Как будто можно дна достичь,
   Не проходя по вогнутостям тела.
   Его постигнет разочарованье.



   Отцовство
   
   Пелёнкой срам прикрыв - к двери,
   А брюки испускали благовонье.
   За сотни лет всё также с ночи до зари,
   И грудь сосут и изругают комья.

   В окне увидел челн без паруса.
   Он показался мне таким нагим,
   Что даже в красноту вгоняло.
   Каялся, но продолжал тихонько щурясь
                            наблюдать за ним.
   Дед покряхтел и умер, сопли разбросав.
   Ребёнок покряхтел и к свету вылез,
   А я залезу в лужу, на … всех послав.
   И покажу сеанс мгновенного стриптиза.
   Асфальт чихнул и треснул, город разделив.
   В ту яму плюну - не вернётся отзвук.
   И сам бы бросился, да кто благословит…
   А мир смеялся, поглощая воздух.



     *   *   *

   Суетно, братцы, безбожно.
   Пойти поваляться в траве невозможно.
   Так как меня затопчут прохожие
   И не добраться до подорожника.
   Люди спешат, платья шуршат.
   Я наступил на семейку мышат.
   Их не заметила бы даже птица,
   В городе серые души и лица.
   Кто посветлее, тот - грешен, - повешен,
   В петлях сутулится.
   Город же бешен.
   В матовой серости радость - не радостна
                        грусть - не грустна,
                           удовольствие - гадостно.
   Ненависть - люба,
                любовь - ненавистна.
   Солнышко грубо на небе повисло.
   День пронесётся, а серость останется.
   Так вот с землёй Сатана развлекается.



   Озноб
   
   Ненависть повисла на свинцовой туче.
   Капельками злобы орошает лица.
   Копошатся люди на навозных кучах.
   Плюшевого детства жёлтые страницы
   Пустим на растопку нового камина.
   На косноязычье ставили капканы.
   Выпускали пену выпавшим и длинным
   Языком заморским из-за океана.
   Не летают птицы - пробегает страус.
   Вырастим лианы ненавидя хвою.
   В маленькой избушке плакал Нострадамус
   Над такой судьбою, над такой судьбою.



   Каморка
   
   Трещиноватые стены. В них поселяются люди,
   Чтобы поплакать в штанишки, чтоб переплакать мозоли.
   Полууродливый гений топчется в запахе буден
   В полуистлевшем пальтишке, в полуистлевшем камзоле.
   Громко взорвался глобус, я полечу над Вселенной.
   Буду плевать на прохожих, люди раскроют зонтик,
   Люди подумают: "Дождик первый, дождик весенний",
   Люди подумают: "Скользко" и попадут под автобус.



   С.М.
   
   Силился быть матово-серым.
   Поздняя осень уже облысела.
   Не златоглавая и не седая.
   Просто нагая.
   Ближе подходит злая старуха,
   Вычеркнув душу из поднебесья.
   Я потерялся, я растерялся.
   Пейте и смейтесь.
   Новое Завтра, злое Сегодня.
   Город не плачет. Мы позабудем.
   Скорчилось утро. Выбит из буден.
   Еще одно имя стало статистикой
                        ломаных судеб.
                  13 ноября 1996 года.


     *   *   *

   Мыльно, пузырчать пенятся слёзы.
   Злая тоска не заметив мороза
   В душу залезла, а там мало места.
   Неверный жених сбежал от невесты,
   А утром он вряд ли простит себе скверну.
   Злая тоска растечётся по нервам,
   Соединясь в одиноком сердечке
   Будет выплёвывать фразы о вечном.
   В ругани бесятся звери и люди.
   Бъются друзья, оскверняются сёстры.
   Ночи бессонные утро разбудят
   Промозгло и просто.



     *   *   *

   В картине не хватало черноты.
   К чему она.
   В подвал снесу картину
   И буду наслаждаться мраком,
   (Правда здесь мяукают коты,
   И стены покрывает иней).
   А если так, закрою я глаза,
   Ведь мрак внутри меня, за оболочкой века.
   Но там мне радужные линии мешают осязать,
   Как будто я слепой, как будто я калека.
   Коль так, то выброшу в окно проклятое созданье.
   Пусть вытопчут его,
   Тогда быть может я полюблю простое полотно.